– Времена нынче тяжелые, – выдавил из себя трактирщик. – Где мне взять помощника?
– Наймешь, – отрезал гость и, вытащив из-за пояса кошель, выложил перед заботливым отцом пять золотых кругляшей. – Этого хватит?
Завидев деньги, корчмарь нетвердою рукою наконец-то поставил миски с кусками рыбы на стол и замер, не веря своему счастью. Пять золотых номизмов с ликом императора Константина Восьмого! Пять настоящих золотых солидов!
Конечно же его любимый сын стоил этой суммы!
За эти монеты он бы продал мальчишку десять раз. Или пятнадцать. Более того, за эти монеты можно было купить не только этого маленького засранца, но и трактир, половину острова и любовь всех девственниц, а также зрелых женщин, живущих в окрестностях. Это в несколько раз превышало годовую прибыль его трактира, где сытный ужин, состоящий из кувшина вина, куска сыра, нескольких смокв да тарелки жареной рыбы, стоил всего две лепты.
Людвиг смотрел на Ираклия с нескрываемым неодобрением. Платить такие деньги за замурзанного десятилетку, готового услужить за медный грошик! Давать золото этому пузатому крестьянину, толстому греку, который боится своих гостей до обморока! Если бы северянин заинтересовался маленьким оборванцем, то не заплатил бы ничего. Достаточно было бы поманить мальца пальцем и швырнуть в лодку перед отплытием.
Этот наглый византиец слишком мягкосердечен и платит за то, что принадлежит ему по праву сильного!
Пока на лице Людвига отражались эмоции, Василий неторопливо отщипывал кусочки от питы, жевал и запивал вином, всем своим видом показывая, что происходящее его никак не касается.
Трактирщик же смахнул со столешницы золотые кружочки и, зажав их в кулаке так, что побелели костяшки, крикнул сыну осипшим голосом:
– Спиро! Спиро! Иди сюда!
Повторять не пришлось. Мальчишка появился рядом, словно балаганный черт из-за занавески, испуганный и радостный одновременно. Можно было быть уверенным, что разговор малец подслушал.
– Спиро, – сказал счастливый отец, сжимая в потной ладони свое внезапное счастье, – этот человек взял тебя в услужение. Теперь ты поедешь с ним…
– Ты рад? – спросил тот, кто назвался Ираклием. – Этого ты хотел?
Мальчик осторожно кивнул, все еще не веря, что желание сбылось.
– Путешествие будет трудным, – сказал Ираклий без тени улыбки. – Ты еще не раз проклянешь день нашей встречи.
Василий поднял одну бровь, но ничего не сказал, справедливо полагая, что молчание есть золото. Людвиг же скабрезно усмехнулся, но тут же спрятал улыбку и испуганно отвел взгляд.
Мальчишка ничего не ответил, только улыбался щербатым ртом.
– Поешь, – приказал Ираклий маленькому слуге. – Собери еды в дорогу, за все заплачено, спускайся к пристани и жди меня там. Если я не вернусь к ночи, скажешь капитану тариды, которая меня привезла, что я приказал ему пустить тебя спать на палубу. Понял?
– Да.
– Попрощайся с отцом. Наверх ты можешь не подниматься.
– Прощай, отец! – сказал мальчик почти без выражения.
Трактирщик осенил сына широким крестным знамением, но близко не подошел. Руку с золотом он по-прежнему прижимал к груди.
Мальчишка метнулся к кладовой (застучали по пыли голые пятки), зашумел там голодной мышью, но Ираклий уже отвернулся и от него, и от очумевшего от счастья корчмаря, и обратился к своим собеседникам:
– Я слышал, что бывший игумен по имени Христодул хотел бы построить здесь, на Патмосе, монастырь. Место тут святое, да и людям будет где укрыться от набегов. Он обращался к императору, но не получил согласия?
– Это так, брат, – подтвердил Василий. – Я тоже слышал об этом. Император пока не дал соизволения. А Христодул не получил поддержки от архиепископа.
– Вот как? – сказал Ираклий, окидывая взглядом открывающийся с веранды пейзаж. – Красивое место… Неподалеку я видел развалины языческого храма. На этом месте можно было бы воздвигнуть святыню новую. И для нас бы за ее стенами нашлось место в случае необходимости. Ведь остров нуждается в защите. И Божьей, и человеческой.
– Я не могу обещать, – произнес Василий, подумав.
– А этого и не требуется, – отозвался Ираклий. – Но попробовать стоит. В этом море много островов. Легко найти место и для тех, кто считает первым Патриарха, и для тех, кто считает первым Его Святейшество. И для нас, у которых свой Первый. Прозвучавшая в Константинополе анафема не должна ничего изменить в деле, которому мы служим. И ничего не изменит. Так?
Оба его собеседника молча кивнули.
– Корабль будет уходить утром. До этого времени стоило б договориться о том, как поддерживать связь, как объединять силы и делить влияние.
– Влияние разделили без нас, – буркнул Людвиг. – Будем надеяться, что нам в ближайшее время не придется устраивать ничего подобного прошлогоднему походу. Потому что сейчас меня бы обезглавили за одну только мысль выступить вместе с византийцами.
Он хлебнул вина из глиняной кружки и сразу же налил себе еще. Красные капли сбежали с подбородка на грудь и затерялись на темной ткани плотной простеганной куртки.
– Времена изменятся, – произнес Ираклий с убеждением. – Общий враг объединяет.
– Не всегда, – возразил Василий печально. – Но ты уже сказал: случилось то, что случилось. И с этим жить…
Они все еще беседовали и неторопливо ужинали остывшей рыбой, которая все равно была вкусна, когда солнце наконец-то упало за горизонт, и на остров, как всегда неожиданно, скатилась ночь. Трактирщик, ворча, зажег плошки с маслом, а на стол к гостям, расщедрившись, водрузил свечной огарок: толстый, весь покрытый темными потеками, с густо коптящим воздух фитилем. Вокруг огня тут же закружилась мелкая назойливая мошка, за которой потянулись здешние кусачие до невозможности кровопийцы.